Противоположный берег оврага ниже того, на котором я стою. Там тоже есть рельсы: вывороченные и ржавые, они тянулись среди убогих серых построек, кое-где подмятых упавшими деревьями. Сухие стволы лежали полукружьями, как будто их скосили гигантской косой. Ни одного живого кустика! Ни единой травинки. Земля под сухостоем иссохла, ее рассекают глубокие трещины и овраги поменьше. Дальше лежит большое озеро. Закатное солнце отражается в воде, и озеро похоже на кровоточащую рану, а лес за ним стоит черный и злой.
– Осторожно! Стой, где стоишь! – крикнул Макарий.
Он поднял с земли обломок кирпича и бросил его в овраг. Тот с жирным плеском упал на дно. Большой кусок грунта ухнул с берега вниз следом за кирпичом. А гравий со змеиным шипением посыпался прямо у меня из-под ног. Я замерла на насыпи, разглядывая обломки рельс и пытаясь решить, что делать дальше.
Но в голове только монотонно, как рой мошкары, гудело: «Отсюда нет пути… Нет никакой дороги… Нет!»
Макарий протянул мне руку:
– Спускайся, только смотри, не прыгай!
Я послушно съехала вниз, толстые подошвы зашуршали по насыпи.
– Земля здесь зыбкая, прямо из-под ног уйти может, – объяснил мой провожатый. – Под нею в прежние времена каторжане шахты рыли. Снег тает, дожди идут, вода песок вымывает, когда и где земля обрушится – никак не угадать. Сама видишь – кругом овраги!
Голова у меня совсем разболелась – я потянулась к лужице с более-менее чистой водой, хотела зачерпнуть, чтобы умыть лицо, но Макарий крепкой рукой удержал меня:
– Неможно здесь ничего трогать! Волдыри на руках пойдут. Здесь вообще неможно долго. Голова закружится, кровь носом пойдет…
Когда мы снова перелезли через бурелом, я в изнеможении опустилась на траву и пробормотала:
– Навь… Откуда она взялась?
– Старые люди рассказывают, в давние времена, сто лет назад или больше, – кто теперь упомнит? – по всем северным лесам были устроены каторжные работы: рудники, шахты и подземные заводы, а между ними тянули магистраль для поездов длиною, считай, от моря до моря. – Макарий протянул мне фляжку, я набрала воды в ладонь и умыла лицо. – Тьму народа на стройку согнали, мерли они без счета, и хоронили их в нави.
Я оглянулась на поваленные деревья, отделявшие нас от нави, и поежилась. Кажется, кто-то неотрывно смотрит на меня прямо из сухих веток!
– Но что-то у них не заладилось, – продолжал Макарий. – Случился здесь взрыв. Да такой, что земля задрожала, раскололась. Из той щели вылетел огненный шар, повалил деревья и все пожег – много и людей, и зверья погубил, ни травинки живой не оставил.
– Как же Форпост уцелел?
– По нашей вере и молитвам Стрибог со своими светлыми духами заступились за наших прародителей. Ветер отвернул огненную напасть от нашей Слободки, но все пути в наши места с тех пор закрыл, дабы вера наша в чистоте пребывала.
Действительно, все сухие деревья были повалены в одну сторону. Чтобы лишний раз убедиться, я оглянулась на бурелом, среди веток мелькнули ледяные волчьи глаза, клок серой шерсти – я вскочила, вскинула ружье, выстрелила и крикнула:
– Волк! Там волк!
Макарий с сомнением покачал головой, но все же подошел к поваленному дереву, поворошил дулом ружья сухие ветки, наклонился и поднял за уши убитого зайца:
– Крепкая у тебя, Нюта, рука! Держи свою добычу…
Озадаченно разглядываю упитанную тушку:
– Но я видела. Там прятался волк и смотрел на нас! Глаза сверкали как куски льда…
– У волка глаз желтый или рыжий как огонь, да неоткуда волку здесь взяться. По сию пору ни зверю, ни человеку за навь хода нет! Примерещилось тебе, Нюта, оно и не дивно. Места здесь скверные, смеркается, пора ехать!
Он подсадил меня на лошадь, мы двинулись к Слободке. Честно говоря, мужики мне никогда не помогали с такой ерундой. Я в состоянии сама перелезть через обломки дерева, спуститься с холмика высотой полметра или забраться в седло. Поэтому я чувствую себя неловко, когда говорю с Макарием:
– Но эта… гм… навь должна где-то кончаться?
– Где навь кончается, про то никому не известно. Никто туда не ходил, а если кто и ходил, то не вернулся…
– Значит, ходили?
– Ходили, – вздохнул Макарий, медленно отвернул край рукава и показал мне сеточку шрамов. – Я сам ходил, через отроческое неразумение, но до Черного озера не дошел, раньше руки пожег. Счастье, что пошел вместе с братом, одного не сыскали бы…
– И больше никто туда не ходил?
– Последним Кириан, братка мой, ходил. Не то семь, не то десять лет назад было. Прибились к Форпосту путники: по небу прилетели. Но, видно, непростительное это дело – человеку с птицами мериться, летная машина у них сломалась, упала и в болоте потопла. Они же повыскакивали и с леса до Форпоста добрались. Маленько оклемались и давай уговаривать Кириана их вывести к магистрали. Вроде бы с неба они такую дорогу хорошо разглядели, был у них при себе рисунок, на коем вся местность изображается как с птичьего полета…
Карта! У наших предшественников была карта!
Он замолчал, некоторое время мы ехали сквозь сиреневые сумерки в молчании.
– …Ушел братка с ними и сгинул без следа. Сколько мы его искали, все попусту.
– Может, он просто не захотел возвращаться? – робко предположила я.
– Нет. Не для того Кириан из дедовской веры к Настасье в Скит жить ушел, чтобы бросить ее потом с малыми ребятами. Сгинул он или на правь ушел…
Понятия не имею, что значит «правь», зато поняла что Макарий – дядя Фрола и Власия. Чтобы окончательно разобраться в их семейной иерархии, я уточнила: